Заметки

Мы, славяне…

image
Война с падежами временно приостановлена: пока туристы осматривают руины античного театра, у Руфата-Алекса перекур

Наш гид Руфат (для косноязычных европейцев — Алекс) зноен до черноты ликом, как и положено коренному анатолийцу. Он ненавидит русские падежи, как только может ненавидеть их человек, много от них настрадавшийся, и падежи отвечают ему взаимностью.
И тем не менее Руфат то и дело ухитряется ввернуть в свою речь обороты типа: «А мы, славяне…». Причём видно, что делает он это совершенно искренне. Он и в самом деле до некоторой степени считает себя славянином и даже гордится этим.
Руфату слегка за сорок. Окончил он исторический факультет. На последнем курсе научный руководитель сообщил ему тему дипломной работы: что-то из истории СССР позднего периода. Халтурить Руфат не привык: в процессе подготовки диплома он выучил русский язык. Не на шутку увлёкся, побывал в Москве и ещё нескольких городах бывшего Советского Союза. Но насовсем из Турции так и не уехал.
Работает по специальности: преподаёт историю. Во время каникул подхалтуривает экскурсоводом, продолжая изрядно затянувшуюся войну с русскими падежами, в которой обе враждующие стороны с неиссякающей изобретательностью расставляют друг другу хитроумные ловушки. Впрочем, подозреваю, что коварные русские падежи он тоже полюбил и темпераментно клянёт их в основном для порядка.
Будучи мусульманином, ребёнка себе Руфат вымолил у христианского святого — Николая Мирликийского.
Всё это может показаться изрядно эклектичным. Но если копнуть чуть глубже, — возможно, это и есть та цельность духа и в каком-то смысле — та самая легендарная соборность, о которой столь многоумно и многомысленно грезили российские мыслители всех ориентаций.
По-моему, большинству из нас — россиян — недостаёт чего-то очень важного, что есть у Руфата: способности искренне почувствовать себя другим, не переставая при этом быть собой.
Руфат-Алекс — турок на все обжигающе-горячие анатолийские 220 процентов. Он любит свою родину и, не закрывая глаза на её многочисленные недостатки, простодушно гордится ею. И это не мешает ему столь же искренне ощущать себя славянином и столь же горячо и простодушно гордиться этими чёртовыми запутанными падежами и этой втройне запутанной страной, которую сам чёрт мозги сломит понять.
Наши отношения с родиной традиционно много сложнее (уж что-что, а сложничать мы умеем!) и, честно говоря, по большей части, — сильно гаже.
Наша любовь — если она вообще есть — вечно выкручена на полный максимум — от опупелого ура-патриотизма до «странной», «с принципиальными оговорками» и даже «горькой». Короче, полный спектр сексуальных извращений; по нам хоть энциклопедию составляй.
Что же касается отношения к Другому, здесь до того всё затейливо, что пусть лучше психоаналитики, потакая своим природным склонностям, в этом со смаком копаются: по одну сторону расположился окладистобородый детина с баулом ушанок наготове (закидывать!), по другую уставший от родимых грязей томный  русский европеец с журнальцем «Сноб» промеж интеллигентских нервных пальцев.

Нет, я не хочу сказать, что все россияне поголовно любят родину неправильно, а все турки единственно верным и надёжным способом.

Да, я просто хочу сказать, что у Руфата есть чему поучиться.

И если уж говорить про надёжность, это, на мой скромный взгляд, будет понадёжнее философии соборности и прочих державных духовных скреп и либеральных духовных антистеплеров.