Этот материал был опубликован в «Учительской газете» в сокращённом виде. Здесь я привожу его полную версию.

Декларация о намерениях

1. Выстрел в горах

Пятого апреля 2021 года в федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации», несмотря на обоснованные возражения со стороны многих учёных и преподавателей, научных и общественных организаций, были официально внесены изменения, касающиеся порядка ведения просветительской деятельности.

Непреложные устои бюрократии таковы, что любой нормотоворческий акт, подобно выстрелу в заснеженных горах, вызывает лавинообразное нисходящее движение документов, угрожающих похоронить под своей невесомо-неодолимой толщей всё, чему не посчастливилось оказаться на пути этого на первый взгляд целенаправленного, но в действительности почти всегда стихийно-неуправляемого бумагопада. 

Итак, закон выстрелил – лавина двинулась. Теперь (держитесь крепко: вас ждут изрядные ухабы родительно-падежных отглагольностей!) на стадии общественного обсуждения находится проект постановления правительства Российской Федерации «Об утверждении Положения об осуществлении просветительской деятельности».

Единственное (но по-настоящему катастрофическое) последствие этого начального этапа схода бумажных масс состоит в том, что любые просветительские мероприятия в образовательных и культурных учреждениях, подведомственных Минпросвещения и Минобрнауки (всех школах, колледжах, вузах, некоторых музеях, библиотеках), можно будет проводить только по факту заключения договора об оказании услуг с участвующими в них внешними специалистами (профессионалами-практиками, писателями, журналистами, политиками, общественными деятелями и т.д.).

То, что раньше решалось простой устной договорённостью, в новой, образцово отутюженной тысячетонным лавинным катком, реальности обещает стать делом настолько энергетически затратным, что просветительские проекты с привлечением сторонних докладчиков (лекции, презентации, мастер-классы, семинары, круглые столы, дискуссии и пр.) сами собой усохнут на девять десятых.

Почему очередной бюрократический камень преткновения, скатившийся с обледенело-безжизненных чиновных высот в нашу буйно зеленеющую повседневность, грозит намертво перегородить узкую, но основательно нахоженную тропинку просвещения?

Попробую объяснить изнутри ситуации и, что называется, на пальцах.

Например, мне как руководителю выпускающей кафедры университета просто позарез должен быть необходим на разовое выступление перед студентами какой-то спикер, чтобы я непонятно из каких шишей выбивал у вышестоящего руководства под него договор («шиш» – слово, конечно, неизящное, но давайте уже называть вузовские реалии своими именами). 

Затем выцарапывал бы из бедолаги-лектора всю его официальную подноготную: копии паспорта, СНИЛС, ИНН, диплома о высшем образовании, подписанное им согласие на обработку персональных данных и, наконец (вишенка на торте!), реквизиты карты «МИР». 

Сюрприз! Сюрприз! У тех, кто ранее не состоял в трудовых отношениях или ином финансовом конкубинате с государством, скорее всего её не будет. Так что посылаю человека в банк заводить ещё одну (совершенно ненужную ему) карту. 

И если он безупречно (читай, бесхребетно) вежлив и до сих пор никуда не послал меня в ответ, тогда (топинг на вишенке!) остаётся последнее: справка об отсутствии судимости.  Граждане, зарегистрированные на «Госуслугах», могут получить её в разумные сроки и с разумно-необременительными трудозатратами. Но вот для неотгосуслуженной части населения эта процедура превращается в довольно сложный, довольно неразумный и крайне утомительный квест.

2. Спасайся, кто может

Итак, чёртов камень, определённо, перегородил дорогу: теперь по некогда торному пути просвещения толком ни пройти, ни проехать.

Есть ли в обрушении этого регулятивного валуна какой-то высший смысл, недоступный пониманию погрязших в быте низинников, но очевидный для широко (и государственно) мыслящих обитателей горных высот?

Или, если обойтись без ехидства и метафорики, поспособствует ли этот производный нормотворческий акт решению идеологических задач, обозначенных в пояснительной записке к породившим его законодательным новеллам (борьба против «бесконтрольной реализации антироссийскими силами в школьной и студенческой среде под видом просветительской деятельности широкого круга пропагандистских мероприятий»)?

Самое смешное, что почти никак.

Приглашение в университет или школу разносчиков идеологической инфекции и сегодня, в отсутствии «соответствующего правового регулирования», чревато для неразборчивого в своём гостеприимстве педработника неприятными служебными разбирательствами, интенсивность и карьерное послевкусие которых зависят от двух никак не регулируемых законом обстоятельств – уровня общественной огласки и степени благонамеренности вовлечённого в инцидент начальства.

С принятием нового документа  неформальная травля за инакомыслие (там, где она в принципе была возможна) всего лишь примет устоявшиеся, закреплённые корпоративными регламентами формы.

Но полагать, что наличие писаного правила станет непреодолимым препятствием для тех, кто не боялся нарушать неписаное, было бы чересчур наивно даже для работников министерской канцелярии.

Так что же, это просто вред, бессмысленный, беспощадный и бескорыстный, то есть не дающий никакого положительного эффекта даже в том единственном отношении, которое особенно заботило законодателей, запустивших цепную реакцию бюрократических процедур?

Нелепо задавать лавине вопрос «Зачем?». Мы могли бы, пожалуй, поинтересоваться мотивами тех конкретных искателей приключений, которые, открывая очередной сезон охоты на ведьм, почём зря палили из ружей на горном склоне. Определённо, у каждого из них была причина нажать на курок.

Но такова природа бюрократии: сорвавшись вниз, бумажная лавина, хотя и сохраняет направление, заданное ей первоначальным импульсом, в последующем своём стихийном движении не проявляет никакой осмысленности. 

Горизонт бюрократического целеполагания, как горное ущелье теснящимися по обе стороны отвесными скалами, раскатан в идеально линейную геометрическую конструкцию, допускающую только два направления взгляда – вперёд и назад, на входящий документ и на исходящий.

Поток бумаг, подобно водному потоку, всегда движется сверху вниз по кратчайшему пути. Но тут в геометрию предательски вмешивается геология. Различия в механической прочности горных пород превращают безупречно прямое и ровное ложе в извилистое и труднопроходимое сам-чёрт-ногу-сломит чёрт-его-знает-что-такое.

Поэтому даже в единственно допустимом направлении взгляд бюрократа ограничен ближайшим массивно выпирающим из ущельно-стеллажной стены регламентом.

Всё, что находится за пределами ущелья, – весь этот огромный и пёстрый мир, полный самобытных идей и людей, – не может послужить ни целью, ни основанием бюрократических процедур.

Входящий документ должен быть обработан и алхимически трансмутирован в исходящий – и так всё ниже и ниже по цепочке ущельных каскадов, пока грозно ревущий на перекатах и ниспадающий грандиозными водопадами документный поток, утратив надёжную энергетическую подпитку, которую давало ему движение по ступенчатой чиновной вертикали, не растворится наконец в равнодушном к ущельным законам гравитации бескрайнем житейском океане.

Кажется, лавинная метафора растаяла и растеклась. Пусть так. Мы к ней ещё вернёмся.

А пока важный промежуточный итог.

Чиновная коммуникация – это не живой диалог смыслов и собеседников, а выхолощенное до полного устранения субъекта и смысла взаимодействие множества разнотипных, плохо согласованных друг с другом протоколов. Неважно, насколько бюрократический ответ является ответом по существу, – важно, чтобы исходящий документ максимально точно удовлетворял формальным критериям, явно или неявно заданным во входящем документе, откликом на который он является.

Так что сейчас мы с вами будем наблюдать неоднократные и увлекательные в своей непредсказуемости метаморфозы законодательного «прототекста» по мере его нисхождения в реальность.

Только нужно с умом выбирать зрительское место – подальше от основания склонов, между которыми промчится лавина / поток. Но что же делать тем, кто не успел вовремя убраться?

3. Есть ли жизнь после лавины?

У страха лавиноопасности, как известно, глаза велики.

Когда многие сотни тонн кристаллизованной воды внезапно с огромной скоростью обрушиваются вниз в ограниченном пространстве, картина происшествия выглядит поистине апокалиптической (особенно в под углом зрения снизу вверх).

Однако, после того как улягутся последние облака  взбаламученной снежной пыли, становится понятно, что ущерб от катастрофы оказался более чем скромным. Ну подумаешь, снесло подчистую полторы-две деревеньки и накрыло вдобавок с десяток шальных сноубордистов? Тела отроют и зароют. Дома отстроят. Повреждённые коммуникации починят. А на опасных склонах поставят предупреждающие знаки. И жизнь снова пойдёт своим обычным чередом – в обход принесённого лавиной мусора и булыжников.

Так ли страшна эта законодательная инициатива и её конечные правовые последствия, как их малюет наше зарегулированное реформами до перманентного невроза воображение?

Во-первых, для бюджетных организаций, по-видимому, остаётся лазейка в виде перекрёстных договоров о сотрудничестве: университет  заключает с библиотекой бессрочное соглашение, в результате сотрудники университета получают возможность выступать в стенах библиотеки без всяких ненужных формальностей – и наоборот.

Во-вторых, в проекте «Положения об осуществлении просветительской деятельности» чётко ограничен список форм, в которых последняя может осуществляться. И, например, творческая встреча, турнир или дебаты в этот перечень не входят. Дискуссия – просветительское мероприятие, дебаты, риторический турнир или (поёрничаем ещё немного!) интеллектуальная оргия – нет.

Так что, согласно букве закона, называем мероприятие творческой встречей, и Дамокловы договорные отношения над нашим скромным проектом больше не висят.

С другой стороны, в пункте втором Положения перечислены конкретные направления просветительской деятельности. Так что если темой риторического турнира будут заявлены, например, права человека или история искусств, организаторы мероприятия вступают на весьма зыбкую юридическую почву.

Почему я, филолог, с первого взгляда вижу в документе эти чреватые разночтениями логические нестыковки, а команда министерских разработчиков и правоведов, в чьи обязанности входила его тщательная многоэтапная выверка, – нет?

Хороший вопрос для риторического турнира.

Окончательно невротизированное воображение возбуждённо лепечет что-то из области прикладной правополушарной конспирологии. 

Действительно, такого рода «терминологические зазоры» особенно удобны в тех случаях, когда закон при необходимости должен легко переводиться в режим «ручного управления». Идеологически невыдержанные дебаты запрещаем: хотя по форме проведения к просветительским мероприятиям они и не относятся, но могут быть причислены к ним по направленности. Идеологически выдержанную оргию на основании тех же самых нормативных положений разрешаем: хотя по своей направленности она и может быть отнесена к просветительским мероприятиям (сексуальное просвещение, однако!), по форме проведения таковым она, безусловно, не является.

Наверное, это соображение не стоит окончательно сбрасывать со счетов, как и прочие иррациональные факторы: здоровый пофигизм в отношении задач, поставленных руководством (особенно, когда эти задачи неясны по смыслу и непрактичны с точки зрения ожидаемых результатов), или же, напротив, нездоровое служебное рвение в аналогичных обстоятельствах; обычное отечественное раздолбайство; заурядный непрофессионализм. И многое, многое другое…

Однако, не раз порезавшись остро отточенной бритвой Оккама, я не доверяю голосу воображения. Конспирологические теории крайне редко оправдываются на деле. Самое же простое объяснение, не требующее множества трудноосуществимых условий, обычно и есть самое верное.

Вот оно. Каков закон – таковы и подзаконные акты.

Последние поправки в законе «Об образовании», если перевести их с канцелярского, «птичьего», языка на человеческий, гласят: просветительская деятельность в России регулируется правительством; порядок её регулирования прописывать в законе нам было недосуг (да и мало ли, какие именно потребности могут впоследствии возникнуть на этот счёт), поэтому правительство само разработает соответствующий порядок и всем нам сообщит (а при необходимости будет его впоследствии корректировать с учётом конкретных тактических обстоятельств).

Учитывая, что любая публичная интеллектуальная активность, не подпадающая под действие федеральных государственных образовательных стандартов, может быть квалифицирована как просветительская, перед правительством была поставлена, мягко говоря, нетривиальная задача – зарегулировать «всё, что не…». Отсюда и потенциальные «лазейки» в перечнях направлений и форм просветительской работы.

Другой немаловажный момент: до сих пор не  выявлено никакого надёжного, законодательно формализуемого способа отличить «антироссийские» силы от «про-» или просто «российских», кроме как ткнуть пальцем и громко заорать: «Ату его!». Это задача не юридическая, а идеологическая, и чисто правовыми методами она в принципе не может быть решена.

Неудивительно, что правительство, поставленное перед необходимостью дать «контейнерной» законодательной новелле реальное правовое наполнение, пошло по необычайно популярному в бюрократической среде пути «транзитного» перекладывания ответственности на подчинённых. 

Обязанность выявлять мнимых просветителей целиком и полностью ложится на тех, кто будет подписывать договоры об оказании просветительских услуг. Никаких понятных критериев, позволяющих это сделать, правительство им предложить не может (да и не пытается). Вести просветительскую деятельность в подведомственных Минобру и Минпросу учреждениях без предварительного заключения договора теперь будет запрещено. И, собственно,  всё. К этим трём тезисам и сводится практический смысл разработанного правительством документа. Подобно поправкам, недавно внесённым в ФЗ № 273, это всего лишь грозная в своей конечной неопределённости декларация о намерениях.

Как и во всех последних уложениях о «преступлениях мысли» (об экстремизме, об оскорблении чувств, об оскорблении  власти, об иноагентах и т.п.), сама по себе буква закона значит здесь не так и много. Зато исключительное значение приобретает дух, сначала хоть и настойчиво, но боязливо, однако от прецедента к прецеденту всё увереннее и увереннее «осмысляющий» себя в правоприменительной практике.

Так что, всесторонне обсудив вопрос, мы волей-неволей возвращаемся к непогрешимому истоку житейской мудрости: там видно будет. По нынешним просвещённым временам радует уже то, что уголовной ответственности за несанкционированные просветительские акции ни для их организаторов, ни их для участников не предусмотрено.

Сорвавшуюся вниз лавину не остановить. Но своевременно принятые меры могут помочь уменьшить ущерб. Поэтому не пожалейте нескольких минут, зайдите на сайт:  https://regulation.gov.ru/projects#npa=115396. Зарегистрируйтесь через «Госуслуги» (неприметная кнопка «Войти через ЕСИА» в окне регистрации) и примите участие в общественном обсуждении проекта.

Да, это бесполезно. Но это важно.