Я очень спокойно отношусь к антиевропейским экономическим санкциям.
Я понимаю, что для выдающегося борца за свободу Ксении Собчак потеря устриц «Белон» — это невосполнимая утрата.
А вот для меня всё это как-то малозаметно. Ну не стало в продаже финского масла или экзотических сыров, которые я, потакая своему гурманству, пристрастился время от времени покупать. И, кажется, всё.
Более того, я не устаю поражаться, до чего же надо заидеологизировать себе мозги, чтобы с поистине религиозным фанатизмом приветствовать антироссийские экономические санкции и буквально-таки с пеной у рта осуждать встречные — антиевропейские.
Если отрешиться от популярных в интеллигентской среде мифологем («Россия — империя зла», «США и Европа — территория Добра», «Украина — поле битвы Добра и зла»), нет никаких разумных оснований смиренно сносить экономическое давление иностранных государств, располагая сопоставимыми по силе воздействия экономическими рычагами.
Но вот идея уничтожать контрабандные продукты мне категорически не нравится.
Моя мама не понаслышке знает, что такое голод. Первые десять послевоенных лет это было её обычное состояние. Поэтому я всегда испытываю лёгкое чувство вины, когда приходится выбрасывать, например, корку хлеба или остатки вчерашних макаронов.
Я понимаю, что оптовую партию устриц «Белон» или сыра «Камамбер» не передашь, пожалуй, детскому дому: большинство контрабандных продуктов рассчитано на весьма специфического потребителя.
Но всё равно мысль о том, что тонны продуктов будут бессмысленно уничтожаться — при том, что в стране и в мире так много голодных — для меня мучительна.