Про такие книги нужно писать сразу после восьмого марта. И в канун очередных судьбоносных политических неизменностей.

Потому что фантастический триллер с изрядной примесью иронии и сложными подтекстами — любимый жанр нашего исторического бытия.

И потому, что героиня романа — филологическая девушка Катенька, трогательно неустроенная в жизни (профессия — редактор; матримониальный статус — всё сложно, и, само собой, с подтекстами) — но при этом раздражающе самодостаточная; в системе не пьющая — но способная по случаю набраться не хуже любого сапожника; непрактичная, как снег в апреле, и беззащитная, как майский ландыш, — однако же склонная к таким спонтанным головокружительным авантюрам, при одной мысли о которых у неубиваемого и неудивляемого Джеймса Бонда рефлекторно поджимается мошонка. Короче, типичная филологическая девушка — какой мы все её себе представляем.

Начинается книга незамысловато, в полном соответствии с законами жанра: жил-был умеренно юный хоббит Катенька в своей в меру уютной норке, по мере сил отгородившись книгами и перпендикулярномыслием от окружающей так-себе-реальности.

Короче, жила-была, пока не решила чистого любопытства ради разузнать что-нибудь о жизни своего таинственного родственника, о котором всего-то и осталось упоминаний, что несколько окольных бабушкиных слов да несколько невнятных строчек в малотиражной брошюрке советских времён.

И тут (опять же, в полном соответствии с законодательно закреплённой нормой) так-О-О-О-е началось!..

Что именно, я вам пересказывать не буду. Это Катенькина работа — пускай она сама вам всё растолкует. Тем более что в книжке явь причудливо перемешана с галлюцинациями, которые, при всей своей очевидной ирреальности, каким-то непонятным образом влияют на реальность. Мне кажется, даже сама Катенька к концу первого тома так и не разобралась, что там понарошку, а что взаправду. А уж я и подавно.

Но это всё дела банальные, сюжетные… Я же хотел поговорить совсем о другом.

О том, что роман получился по-настоящему страшным. Не потому, что это триллер с элементами мягкого ужастика — ну знаете:

«Зрачки Нины Васильевны мгновенно расширились, она даже закричать не смогла – все  звуки застряли в районе солнечного сплетения, тело не поддавалось – девушка оцепенела. Всё лицо  Аринки было один большим ртом с острыми зубами и губами, накрашенными ярко-розовым.
Аринка подошла к Чижовой, взяла ее за плечи так, что ногти, ставшие когтями, легко пронзили кожу, будто это была тонкая пленка, приблизила пасть к лицу студентки и одним махом отгрызла половину головы».

Это всё как раз-то и нестрашно — потому что это литература. Вымысел — всё равно что внезапное «Бу!» из-за угла: испуг гарантирован, но бояться-то нечего. Искусство ужаса безобиднее игольного укола; подлинный ужас, ломающий и уничтожающий человека, — всегда продукт реальности.

Роман Загидуллиной и Кузьминых пугает, потому что это не триллер, а… постапокалипсис.

Если вы не любитетель такого рода литературы и смутно представляете себе, как её готовят, с чем (а главное, зачем) её едят, вот вам простой рецепт (он же инструкция по применению):

1. Возьмите ядерные боеголовки (в количестве «полный пипец»).
2. Прожарьте планету до полного радиоактивного пипеца.
3. Остатками человечества нафаршируйте метро и прочие подземелья.
4. Поверхность планеты густо посыпьте страшилищами-мутантами.
5. Дайте блюду немного настояться.
6. Можно подавать к столу!

Постапокалипсис выворачивает структуру мироздания наизнанку: обжитый людьми мир под солнцем, и ночной, подземный антимир, населённый кошмарными тварями, в результате всемирной катастрофы мгновенно меняются местами.

Однако в настоящей постапокалиптике (как у Дмитрия Глуховского) тотальное преображение реальности по образу и подобию её тёмной мифологической изнанки — всего лишь художественный приём, помогающий раскрыть глубоко сублимированное в условиях цивилизованной жизни «изнаночное» естество человека и общества, готовое в любой благоприятный момент пробудиться, растерзав на кровавые ошмётки и цивилизацию, и самого человека.

Хищные, безжалостные чудовища, живущие внутри нас, в постапокалиптической фантастике изображены живущими на земной поверхности.

«Остальное белым» — постапокалиптика, выпеченная по сугубо авторскому рецепту. Без ядерной зимы и без мутантов. И даже без глобального, немыслимого пипеца, строго говоря.

Давным-давно под собственной тяжестью рассыпался в пыль массивный вавилонский долгострой под названием СССР.

Многие, наглотавшись этой мелкодисперсной трухи, надсадно кашляли и чихали. У иных долго ещё слезились глаза. Но вообще это была удивительно бедная на спецэффекты, прямо-таки буколическая катастрофа.

За почти тридцать лет, прошедших с момента подписания беловежских соглашений, много воды утекло и много трухи умялось. Треть века — немалый срок.

Все покойники — похоронены, все панихиды — отслужены, все приговоры истории — вынесены и приведены в исполнение.

Поэтому так странно и неожиданно, когда давно почившая химера советской поры вдруг, образно говоря, материализуется рядом с тобой на тротуаре и, остервенело клацая стальными клыками, норовит отодрать тебе руку по локоть.

Мне (слава богу!), в отличие от Катеньки, никаких ирреальных ужасов ешё не мерещилось, но я её очень хорошо понимаю.

Я ведь и сам в последнее время всё явственнее стал ощущать, как где-то там глубоко, под  плотно спрессованными слоями отработанной социально-исторической трухи тяжко ворочается нечто мнимо-живое. Ещё не пробудившись от долгой летаргии, в бесцельных рефлекторных телодвижениях загребает когтистыми лапищами, стремясь выбраться на поверхность…

В живой жизни вокруг себя я хорошо слышу этот глухой, подспудный шум.

Именно поэтому, когда я читал роман, мне было по-настоящему страшно…

Кузьминых П., Загидулина Т. Остальное белым. Гипотеза. Роман. Красноярск : Гротеск, 2019. 236 с.

Если захотите прочитать — и испугаться, пишите автору:
https://vk.com/id15634328