[spoiler]Жизнь, в отличие от искусства, не знает банальности и не нуждается в остранении. Бесконечно повторяясь в одних и тех же формах, болезнь тем не менее остаётся болезнью, смерть — смертью, пошлость — пошлостью, а любовь — любовью.

Искусство подобно тряпице, на которую капнули нашатырным спиртом. Оно легко впитывает в себя резкий, отрезвляющий запах живого бытия, но не может его удержать. Эфирные вещества быстро выветриваются — и вот мы уже держим в руках какой-то странный, ни к чему не годный лоскуток.

И добро бы, пахло дорогим французским парфюмом, так нет же! Говорю вам: нашатырь, истинный нашатырь!

Художник прикладывает невероятные усилия, чтобы закрепить этот запах. Работа экзистенциального парфюмера требует адского мастерства и невероятной тонкости: чуть ошибся в ингредиентах — и все труды насмарку. При том каждый раз эту работу приходится начинать с нуля: надёжных рецептов здесь нет; есть лишь почти невероятные удачи и озарения.

Живое бытие — самый сложный материал для творчества (я сейчас не про мимесис, друзья, — вовсе не про него).

Не без усилия преодолевая сопротивление могучей вокзальной двери, я думал, как тривиально и надуманно выглядела бы эта сцена со скорой в романе. И какой будничной и одновременно трагической простотой был наполнен этот эпизод в действительности, где болезнь всегда остаётся болезнью, смерть — смертью и любовь — любовью…

[/spoiler]