Заметки

Mediterrian Language

2 вкуса мороженого (надпись на 4 языках)

По тонкому наблюдению жены, на курортных берегах Эллады царит Mediterrian Language — средний язык, который наполовину состоит из жестов, наполовину — из слов,  грамматических и словообразовательных конструкций десятков самых разных языков. Современный аналог сложившегося средневековом Средиземноморье сабира (он же — лингва-франка).

Подчеркну: именно так, Mediterrian. Не Mediterranean Language! Не средиземноморский, а средний — то есть не поймёшь какой, ото всех понемногу. Поэтому и название ему необходимо особое: из всех языков сразу, и ни из какого конкретно. Но Language оставим в неприкосновенности, поскольку английский в составе среднего языка, пожалуй, служит этаким цементом, сцепляющим все прочие элементы словесной конструкции.

Mediterrian Language сродни олье подриде — любимому блюду Санчо Пансы: вали в котёл то, что есть под рукой; и чем больше всего съедобного туда положишь — тем вкуснее и наваристее получается.

[spoiler]Попытки обуздать кипучую стихию среднего языка, разделить её на составные части и каждую упаковать в отдельный флакон, украсив  соответствующим флажком (как на фото под этим постом), есть истинный сизифов труд, бесконечный и бесполезный.

Приходит очередной клиент, и снова в котёл летят любые подручные слова — лишь бы поскорее понять друг друга и договориться ко взаимному интересу:

— Мне апельсиновый сок пожалуйста. Со льдом… как его… в общем, виз айс!

— Orange juice whith ice? Yes?

— Да, да, апельсин!

— Euharistо, спасибо — говорит бармен, вручая покупателю напиток.

— Спасибо, евхариста! — отвечает наш соотечественник, читавший вчера на сон грядущий русско-греческий разговорник в туристическом буклете.

Прелесть Mediterrian Language в том, что у него нет и не может быть эталонных носителей, у него нет никаких общепринятых норм. Перед ним все равны, а он ко всем добродушно-снисходителен.

Средний язык прост, но постигать его начинаешь не сразу. Несколько дней подряд мы вслушивались в гортанные возгласы пляжных торговцев, пытаясь соотнести внешний вид товара с его названием.

С внешним видом проблем не возникало: на подносе с прозрачной пластиковой крышкой, который загоревший до адской черноты разносчик ловко держит одной рукой, лежит нечто большое, мучное, треугольное, прожаренное в масле и (очевидно, чтобы усилить отвращение) обильно посыпанное сахарной пудрой (как можно есть это в 36 градусов???).

Но вот фонетика никак нам не давалась.

— Э-э-ре-е-е-е-е, — тягуче начинает кондитер-зазывала; интонация плавно повышается и достигает пика, — д-о-о-НАТ! (последний слог залихватски-отрывистый — словно дверь захлопнулась и щёлкнул английский замок).

— Э-э-ре-е-е-е-е д-о-о-НАТ!

Вчера я неожиданно уразумел, что это чудо вокала — обычный the donat (пончик).

Впрочем, средний язык, при всей своей пофигистской толерантности, обильно сдобрен иронией и самоиронией.

— Э-э-ре-е-е-е-е д-о-о-НАТ! Кро-О-офнэ! Абра-а-а-кадабра! — выкликает с самым невозмутимым видом очередной торговец, бредущий вдоль линии прибоя. И обессиленно распластавшиеся на своих шезлонгах отдыхающие, уже успевшие распробовать острые сочетания словесных специй, отличающие Mediterrian Language, улыбаются блаженной улыбкой удовлетворённого гурмана.

Постскриптум.

Вечер. Набережная курортного посёлка. Три юные разбитные гречанки хором тарахтят на языке Гомера, в промежутках между греческими фразами непринуждённо матерясь по-русски.

И это главное свойство Mediterrian Language — он никогда не перестаёт тебя удивлять 😉

[/spoiler]