Мэр итальянской деревушки Селлия отменил смерть. Согласно изданному им указу, с 5 августа 2015 года его односельчанам запрещено умирать.

Мне нравится этот весёлый, дерзкий и абсолютно бессмысленный, с практической точки зрения, жест.

Вызов неизбежному и непреодолимому можно бросать по-разному. Чем меня всегда доставали классические трагедии — так это тем, с каким горделивым пафосом и с какой полнотой осознания высокого трагизма собственной миссии герои идут навстречу Року. Проще надо быть, ребята! Ну, честное слово!

Трагедия приписывает Року и Смерти атрибут величия. Вступая в безнадёжное, заведомо обречённое на провал противоборство с безмерно превосходящими его обезличенными силами Судьбы, трагический герой в те несколько минут, что предшествуют его поражению и гибели становится равен своему чудовищному бездушному противнику, на краткий миг сам превращаясь в безмерное и бесконечное. Как сверхновая звезда, он ненадолго выспыхивает в невыносимо яркой вспышке, вкладывая в неё всю силу и всю жажду бытия, доступную смертному существу, чтобы, перегорев в этом яростном вселенском порыве, перестать быть вообще.

На самом деле, величие — это ерунда. И земное, «материально выраженное» —  проявляющееся в количестве заводов, газет, пароходов, фанатов, трупов, аллюзий (ингредиенты добавляются по вкусу). И чистое, онтологическое величие героев трагедии.

В смерти и судьбе нет ничего величественного. И то, и другое, технически говоря, всего лишь границы. Претензии на величие смешны и в государственных границах, и в границах бытийных. Ценностью и смыслом обладает то, что находится до — или после. А граница — это изматывающее стояние в очередях, прохождение таможни и множество прочих рутинных процедур.

Поэтому мэр итальянской деревни, в нескольких простых словах сумевший обозначить истинное значение этих путевых, таможенных хлопот, кажется мне сегодня много мудрее классиков трагедописания, чьи герои так гордо, так несгибаемо и так онтологично 😉 подходят к дверям аэропорта, чтобы поставить свой багаж на ленту транспортёра…