О демократии (этюд первый)
Это произошло в самом начале 90-х, в разгар всеобщего опьянения свободой, когда, впрочем, даже те, кому хмель вольности сильнее всего ударил в голову, стали отчётливо ощущать неуклонно нарастающий разлад между мечтой и действительностью.
Я тогда сотрудничал с омской молодёжной газетой «Мальчишки, девчонки». И вот однажды, «по редакционному заданию», вдвойне мандражируя — как от природной застенчивости, так и от навалившегося на мои плечи непомерного груза ответственности — я отправился освещать прибытие в город, ни много, ни мало — самого наследника российского престола.
Замечу сразу, что наследник (потомок кого-то из эмигрировавших в революционные годы Романовых) оказался довольно милым мальчуганом, чью природную непосредственность не могло свести на нет даже строгое «царственное» воспитание.
Потерянно слонясь по аэропорту в ожидании высоких гостей, я наткнулся на группу казаков, по-видимому, составлявших официальную приветственную делегацию. «Монархист?!» — «прозревая» орлиным оком до самых глубин моей души, вопросил туго затянутый в форму пожилой «есаул» и, не дожидаясь ответа, буквально-таки вложил мне в руки фотографию какого-то отменно бородатого великого князя.
Надо сказать, что бо’льшую ошибку, чем причислить меня к убеждённым царепоклонникам, седовласый казак едва ли мог совершить — разве что записав меня в ряды верных ленинцев. В те годы я был убеждён, что нет, не было и не будет на земле лучшей власти, — ну, в общем, вы поняли, — чем самая бескомпромиссная демократия.
Опешив от неожиданного натиска, я ещё некоторое время помыкался с портретом, прежде чем догадался вернуть его по назначению — в надёжные монархические руки.
Впрочем, с годами я вынужден был признать, что козацкий «орёл» оказался не таким уж бездарным чтецом человеческих душ, как подумалось мне при нашей встрече.
В последнее время я всё больше склоняюсь к мысли, что самой близкой к идеалу формой общественного устройства является просвещённый абсолютизм. Проблема только с эпитетом. Абсоютизм учинить легко. Просвещённый — практически невозможно, оттого и исторические прецеденты как-то не приходят в голову. А главное, совершенно невозможно сохранить его в этом качестве, так что с огромной вероятностью следующий же — непросвещённый — правитель, радея о благе отечества, старательно изничтожит все достижения предыдущего.
Демократия — это недурная страховка от чрезмерного волюнтаризма правителей.
Впрочем, увлёкшись программированием (да и попутно повзрослев и набравшись ума-разума), я стал лучше понимать природу демократии.
Как и все решения, нацеленные на безопасность, демократия неэффективна — и в плане адекватности принимаемых решений, и в плане расходования ресурсов. Она регулярно «подтормаживает» и даёт сбои даже на самых простых задачах, её «код» непомерно раздут и неэлегантен. А главное, как и другие «секьюрити-инструменты», она содержит многочисленные «дыры» и недокументированные возможности, а потому не так уж надёжно защищает нас от всего того, от чего призвана защищать.
Взломы демократии (большие и малые) — столь же рутинное явление, как взломы компьютерных программ.
Мне кажется, очень важно сознавать, что демократия как таковая не есть благо. Это наименьшее из всех возможных зол — но всё-таки зло.
В следующем этюде порассуждаем о принципах принятия демократических решений.
См. также: О ДЕМОКРАТИИ. Этюд второй.
Только и думаете о “О демократии (этюд первый)”
Комментарии закрыты.